Неточные совпадения
В большой комнате на крашеном полу крестообразно лежали темные ковровые дорожки, стояли кривоногие старинные стулья, два таких же стола; на одном из них бронзовый медведь держал в лапах стержень лампы; на другом возвышался черный музыкальный
ящик; около стены, у двери, прижалась фисгармония, в углу — пестрая печь кузнецовских изразцов,
рядом с печью — белые двери...
Воцарилось глубочайшее молчание. Губернатор вынул из лакированного
ящика бумагу и начал читать чуть слышным голосом, но внятно. Только что он кончил, один старик лениво встал из
ряда сидевших по правую руку, подошел к губернатору, стал, или, вернее, пал на колени, с поклоном принял бумагу, подошел к Кичибе, опять пал на колени, без поклона подал бумагу ему и сел на свое место.
Между прочим, я встретил целый
ряд носильщиков: каждый нес по два больших
ящика с чаем. Я следил за ними. Они шли от реки: там с лодок брали
ящики и несли в купеческие домы, оставляя за собой дорожку чая, как у нас, таская кули, оставляют дорожку муки. Местный колорит! В амбарах
ящики эти упаковываются окончательно, герметически, и идут на американские клипперы или английские суда.
По мере того как мы шли через ворота, двором и по лестнице, из дома все сильнее и чаще раздавался стук как будто множества молотков. Мы прошли несколько сеней, заваленных кипами табаку, пустыми
ящиками, обрезками табачных листьев и т. п. Потом поднялись вверх и вошли в длинную залу с таким же жиденьким потолком, как везде, поддерживаемым
рядом деревянных столбов.
В тумане двигаются толпы оборванцев, мелькают около туманных, как в бане, огоньков. Это торговки съестными припасами сидят
рядами на огромных чугунах или корчагах с «тушенкой», жареной протухлой колбасой, кипящей в железных
ящиках над жаровнями, с бульонкой, которую больше называют «собачья радость»…
Вдоль всей стены, под окнами, стоял длинный некрашеный стол, в котором были в
ряд четыре выдвижные
ящика с медными ручками.
Тесным кольцом, засунув руки в рукава, они окружают едока, вооруженного ножом и большой краюхой ржаного хлеба; он истово крестится, садится на куль шерсти, кладет окорок на
ящик,
рядом с собою, измеряет его пустыми глазами.
Вода тоже сера и холодна; течение ее незаметно; кажется, что она застыла, уснула вместе с пустыми домами,
рядами лавок, окрашенных в грязно-желтый цвет. Когда сквозь облака смотрит белесое солнце, все вокруг немножко посветлеет, вода отражает серую ткань неба, — наша лодка висит в воздухе между двух небес; каменные здания тоже приподнимаются и чуть заметно плывут к Волге, Оке. Вокруг лодки качаются разбитые бочки,
ящики, корзины, щепа и солома, иногда мертвой змеей проплывет жердь или бревно.
Синкрайт запер каюту и провел меня за салон, где открыл дверь помещения, окруженного по стенам
рядами полок. Я определил на глаз количество томов тысячи в три. Вдоль полок, поперек корешков книг, были укреплены сдвижные медные полосы, чтобы книги не выпадали во время качки. Кроме дубового стола с письменным прибором и складного стула, здесь были
ящики, набитые журналами и брошюрами.
Элиза Августовна не проронила ни одной из этих перемен; когда же она, случайно зашедши в комнату Глафиры Львовны во время ее отсутствия и случайно отворив
ящик туалета, нашла в нем початую баночку rouge végétal [румян (фр.).], которая лет пятнадцать покоилась
рядом с какой-то глазной примочкой в кладовой, — тогда она воскликнула внутри своей души: «Теперь пора и мне выступить на сцену!» В тот же вечер, оставшись наедине с Глафирой Львовной, мадам начала рассказывать о том, как одна — разумеется, княгиня — интересовалась одним молодым человеком, как у нее (то есть у Элизы Августовны) сердце изныло, видя, что ангел-княгиня сохнет, страдает; как княгиня, наконец, пала на грудь к ней, как к единственному другу, и живописала ей свои волнения, свои сомнения, прося ее совета; как она разрешила ее сомнения, дала советы; как потом княгиня перестала сохнуть и страдать, напротив, начала толстеть и веселиться.
Длинная, низкая палата вся занята
рядом стоек для выдвижных полок, или, вернее, рамок с полотняным дном, на котором лежит «товар» для просушки. Перед каждыми тремя стойками стоит неглубокий
ящик на ножках в виде стола.
Ящик этот так и называется — стол. В этих столах лежали большие белые овалы. Это и есть кубики, которые предстояло нам резать.
У стены, заросшей виноградом, на камнях, как на жертвеннике, стоял
ящик, а из него поднималась эта голова, и, четко выступая на фоне зелени, притягивало к себе взгляд прохожего желтое, покрытое морщинами, скуластое лицо, таращились, вылезая из орбит и надолго вклеиваясь в память всякого, кто их видел, тупые глаза, вздрагивал широкий, приплюснутый нос, двигались непомерно развитые скулы и челюсти, шевелились дряблые губы, открывая два
ряда хищных зубов, и, как бы живя своей отдельной жизнью, торчали большие, чуткие, звериные уши — эту страшную маску прикрывала шапка черных волос, завитых в мелкие кольца, точно волосы негра.
Внизу,
рядом с курятником, на двух
ящиках лежал покрытый рваной солдатской шинелью Кавказский и полуоткрытым тусклым взором смотрел на небо; он еще более похудел, лицо почернело совершенно, осунулось, нос как-то вытянулся, и длинные поседевшие усы еще более опустились вниз, на давно небритую бороду.
Луговский окинул взглядом помещение; оно все было занято
рядом полок, выдвижных, сделанных из холста, натянутого на деревянные рамы, и вделанных, одна под другой, в деревянные стойки. На этих рамах сушился «товар». Перед каждыми тремя рамами стоял неглубокий
ящик на ножках в вышину стола: в
ящике лежали белые круглые большие овалы.
На улице шел он
рядом с Самойленком, за ними дьякон с
ящиком, а позади всех денщик с двумя чемоданами.
Бритва лежала на столе, а
рядом стояла кружка с простывшим кипятком. Я с презрением швырнул бритву в
ящик. Очень, очень мне нужно бриться…
Он сидел на полу и в огромный
ящик укладывал свои пожитки. Чемодан, уже завязанный, лежал возле. В
ящик Семен Иванович клал вещи, не придерживаясь какой-нибудь системы: на дно была положена подушка, на нее — развинченная и завернутая в бумагу лампа, затем кожаный тюфячок, сапоги, куча этюдов,
ящик с красками, книги и всякая мелочь.
Рядом с
ящиком сидел большой рыжий кот и смотрел в глаза хозяину. Этот кот, по словам Гельфрейха, состоял у него на постоянной службе.
У длинного крашеного стола с подъемными крышами на обе стороны и соответственными
рядами неподвижных скамеек мне указали место, которое я мог занять своими тетрадями и письменными принадлежностями, причем я получил и ключ от
ящика в столе. Снабдив меня бумагой для черновых и беловых тетрадей, директор выдал мне и соответственные моему классу учебники. Книги эти помещались на открытых вдоль стены полках.
Я сижу
рядом с Ромасем под парусом на
ящиках, он тихо говорит мне...
Через несколько дней мы пришли в Александрию, где собралось очень много войск. Еще сходя с высокой горы, мы видели огромное пространство, пестревшее белыми палатками, черными фигурами людей, длинными коновязями и блестевшими кое-где
рядами медных пушек и зеленых лафетов и
ящиков. По улице города ходили целые толпы офицеров и солдат.
Это предложение сделал Грузов, вошедший в класс с небольшим ящичком в руках. Все сразу затихли и повернули к нему головы. Грузов вертел
ящик перед глазами сидевших в первом
ряду и продолжал кричать тоном аукциониста...
Он двинулся почти бегом — все было пусто, никаких признаков жизни. Аян переходил из комнаты в комнату, бешеная тревога наполняла его мозг смятением и туманом; он не останавливался, только один раз, пораженный странным видом белых и черных костяных палочек, уложенных в
ряд на краю огромного отполированного черного
ящика, хотел взять их, но они ускользнули от его пальцев, и неожиданный грустный звон пролетел в воздухе. Аян сердито отдернул руку и, вздрогнув, прислушался: звон стих. Он не понимал этого.
А арестантики продолжали работу — это была их ежедневная обязанность. Ежедневно приезжали они сюда со своим неблаговонным
ящиком и вяло черпали час, другой, уезжая и приезжая, — все мимо целого
ряда плохо прилаженных, часто разбитых окон.
Александр сел с порядочным
ящиком в руках, в котором находилось десятка два бабочек, собранных им из дубликатов: он вез их подарить сестрам, но двое меньших братьев, сидевших с ним
рядом, громко возопияли на него, утверждая, что от
ящика им будет тесно… стук и дребезжанье старой линейки, тронувшейся с места, заглушили их детские голоса.
Мы прошли
ряд холодных, неуютных комнат, в которых не было почти никакой мебели, и вступили, наконец, в темный маленький коридорчик, заставленный всякого рода
ящиками и сундуками. Моя спутница толкнула какую-то дверь, и я очутилась в маленькой комнатке с большим окном, выходящим в сторону гор.
Крики извозчиков, звон разнозвучных болхарéй, гормотух, гремков и бубенчиков, навязанных на лошадиную сбрую, стук колес о булыжную мостовую, стук заколачиваемых
ящиков, стукотня татар, выбивающих палками пыль из овчин и мехов, шум, гам, пьяный хохот, крупная ругань, писк шарманок, дикие клики трактирных цыган и арфисток, свистки пароходов, несмолкающий нестройный звон в колокольном
ряду и множество иных разнообразных звуков слышатся всюду и далеко разносятся по водному раздолью рек, по горам и по гладким, зеленым окрестностям ярманки.
Обширные лавки мыльных
рядов с полу до потолка завалены горами разного мыла,
ящиками со стеариновыми и сальными свечами и бочками с олеином.
По всем
рядам татары в пропитанных салом и дегтем холщовых рубахах, с белыми валяными шляпами на головах, спешно укладывают товары — зашивают в рогожи
ящики, уставляют их на телеги.
И опять ахнула тяжелая пушка… Теперь снаряд упал почти
рядом с крайним орудием сербской батареи и один из находившихся около зарядного
ящика артиллеристов, их числа орудийной прислуги, тяжело охнув, стал медленно опускаться на землю. Несчастному снесло половину плеча и руку осколком снаряда. Иоле вздрогнул всем телом и метнулся, было, вперед...
Я различал уже зеленые лафеты и
ящики, покрытую туманной сыростью медь орудий, знакомые, невольно изученные до малейших подробностей фигуры моих солдат, гнедых лошадей и
ряды пехоты с их светлыми штыками, торбами, пыжовниками и котелками за спинами.
Это была паровая мельница, построенная лет пять назад. Она отняла у отца ее две трети «давальцев». На ней мололи тот хлеб, что хранился в длинном
ряде побурелых амбаров, шедших вдоль берега реки, только ниже, у самой воды. Сваи, обнаженные после половодья, смотрели, частоколом, и поверх его эти бурые
ящики, все одной и той же формы, точно висели в воздухе.
Длинная-длинная служба, выпивоха-иеромонах с веселыми глазами и фальшиво-благочестивым голосом, белые, пустые стены гимназической церкви, холодная живопись иконостаса; серые
ряды расставленных по росту гимназистов; на возвышении, около свечного
ящика, грозный инспектор Гайчман: то крестится, то инквизиторским взглядом прощупывает наши
ряды, — благоговейно ли чувствуем себя.
Иван Алексеич студентом и еще не так давно, в «эпоху» Лоскутного, частенько захаживал сюда с компанией. Он не бывал тут больше двух лет. Но ничто, кажется, не изменилось. Даже красный полинялый сундук, обитый жестью, стоял все на том же месте. И другой, поменьше, — в лавке
рядом, с боками в букетах из роз и цветных завитушек. И так же неудобно идти по покатому полу, все так же натыкаешься на
ящики, рогожи, доски.
У штабеля стоял опрокинутый известковый
ящик, по которому я мог подняться на такую высоту, что Гиезий подал мне свою руку и поставил меня с собою
рядом.
В кабинете Евлампий Григорьевич засуетился, стал усаживать Палтусова, наливал ему ликера, вынул
ящик сигар. Прежде он держал себя с ним натянуто или неловко-чопорно. Они сидели
рядом на диване. Нетов раза два поглядел на письменный стол и на счеты, лежавшие посредине стола, перед креслом.
Чуть живая мчусь я дальше в обществе притихших товарищей. Въезжаем в широкую улицу с двумя
рядами дач, оцепленных зеленью палисадников. У одной из них играет шарманка. Девочка с птичками раздает «счастье» желающим при посредстве черного дрозда, который выклевывает билетики длинным носом из
ящика клетки. Вокруг толпятся дети. Две девочки, лет восьми и десяти, держат за руку третью, кудрявую, как кукла, в розовом платье.
Одним из них он остался, видимо, доволен, положил его на стол,
рядом с пулей и, закрыв футляр, снова запер его в
ящик письменного стола.
По московско-сибирскому тракту тянется
ряд повозок, окруженных конвоем. Это идет караван с добытым на приисках золотом. В дно каждой повозки вделан
ящик с драгоценным металлом.